Мирослав Ромащенко: "День сурка" без счастливого конца, сотни врачей и 6 операций

Три года назад ему сделали неудачную операцию, которая, вероятнее всего, поставила крест на его карьере профессионального футболиста. Тем не менее он продолжает бороться за свое право заниматься любимым делом. Но - без особого результата. Спасает одно - помощь тренеров и игроков "Спартака". О травме, которая исковеркала его судьбу, Ромащенко рассказывает спокойно. Будто бы нечто неприятное ...

Три года назад ему сделали неудачную операцию, которая, вероятнее всего, поставила крест на его карьере профессионального футболиста. Тем не менее он продолжает бороться за свое право заниматься любимым делом. Но - без особого результата. Спасает одно - помощь тренеров и игроков "Спартака".
О травме, которая исковеркала его судьбу, Ромащенко рассказывает спокойно. Будто бы нечто неприятное произошло с известным, но малознакомым лично ему человеком.
- Сейчас не могу точно вспомнить, когда впервые возникли проблемы с коленом левой ноги, - начинает он разговор. - На боль не обращал особого внимания: болит, ну и ладно, не я первый, не я последний. Правда, примерно раз в полгода нашему доктору Василькову приходилось вкалывать мне обезболивающее. Со временем паузы между уколами пришлось уменьшить, а затем обезболивающее вообще перестало помогать. Летом 1998 года решили: зачем мучиться, если можно сделать операцию и навсегда забыть о травме? Помню, ребята в "Спартаке" успокаивали: не волнуйся, мол, для футболиста операция на колене, все равно что лечение насморка для обычного человека. Мол, поваляешься неделю в больнице, отдохнешь дома несколько недель, а затем снова начнешь тренироваться. Знать бы тогда, что все получится совсем не так.
Я отправился к врачам в 1-й физкультурный диспансер. Провели обследование, назначили операцию на 24 июня. И тут мне не повезло в первый раз. Как раз в день операции в больницу приехало с проверкой высокое начальство. Шум, суета тут не до какого-то футболиста с поврежденным коленом. Врачи, впрочем, нашли выход: предложили не терять времени и отправиться в 15-ю городскую больницу, где работает некий специалист по спортивным травмам. Он, мол, сделает все в лучшем виде. Послушался их совета. Операция на первый взгляд прошла успешно. Примерно через месяц я восстановился и начал тренироваться в "Спартаке".
Через два месяца меня вызвали в сборную Белоруссии на отборочный матч против датчан. Там были в курсе моих проблем: если не чувствуешь себя готовым, сказали, можешь провести игру на скамейке запасных. "Ни в коем случае, - ответил. - Все, что мне сейчас нужно, - это игровая практика. И так ведь почти полгода в серьезный футбол не играл".
Шла 15-я минута матча, когда я выпрыгнул на верховой мяч и, приземлившись на левую ногу, почувствовал дикую боль. Пришлось пропустить еще месяц. Восстановился аккурат к матчу Лиги чемпионов против миланского "Интера". Романцев доверил мне место в основном составе, и я сыграл все 90 минут. Затем была ответная игра в Москве - последний, а потому памятный для меня матч в составе "Спартака".
Боли в колене усилились, и меня отправили в Германию на консультацию к знаменитому доктору Пфайферу. Тот быстро поставил диагноз: оказалось, во время первой операции врач зачем-то полностью удалил мне наружный мениск. А этого нельзя делать ни при каких обстоятельствах, идет ли речь о спортсмене или обычном человеке. В конце 1998 года Пфайфер лично прооперировал меня.
А дальше жизнь пошла по замкнутому кругу. Я восстанавливался, начинал тренироваться и через какое-то время снова чувствовал невыносимую боль в колене. Отправлялся к очередному врачу, который выставлял свой диагноз. Обычно этот самый диагноз сводился к следующему: "Дружище, - похлопывал меня по плечу очередной специалист - Человек, который занимался твоим лечением, ничего не понимает в медицине. На самом деле все нужно сделать по-другому". После чего предлагал свою методику лечения. Все хорошо, вот только ни одна из этих методик мне не помогала: я начинал тренироваться в "Спартаке", но через короткий период снова попадал на стол к хирургу. Сюжет, словно из фильма "День сурка"! Только у моей истории в отличие от истории телеведущего Фила Коннорса может не быть счастливого конца.
За три года мной занималось более сотни врачей, прошел через шесть тяжелых операций. Один Пфайфер оперировал меня дважды. И если сейчас я спокоен, то первое время постоянно пребывал в депрессии. С детства ведь грезил стать футболистом и не мыслил себя ни в какой другой роли. В голове не укладывалось, что из-за нелепой случайности мои заветные мечты так и останутся неосуществленными. Жизнь потеряла смысл, было безумно больно ощущать свою ненужность и непригодность.
- Насколько понимаю, сейчас у вас появилась надежда на выздоровление?
- В позапрошлом году Илья Цымбаларь познакомил меня с известным в мире спорта специалистом доктором Сергеем Архиповым. Он осмотрел колено и также заявил, что до сих пор врачи лечили не то, что нужно. А после мини-операции - артроскопии - выяснилось, что главная моя проблема заключается в отсутствии коленного хряща, который был удален заодно с мениском. Туг, кстати, возникает вопрос к доктору Пфайферу. Он конечно, хороший человек, но не понимаю, как специалист такого уровня не заметил, что у его пациента отсутствует хрящ? "Вы можете мне помочь?" - поинтересовался я у Архипова. "Нет, услышал убийственный ответ. - Тебе может помочь только один хирург-венгр, который проводит уникальную операцию - составляет так называемую мозаику хряща".
Оказалось, в бедре каждого человека есть хрящ, не задействованный в двигательных функциях. Тонкая операция позволяет превратить его в хрящ коленный. Но делает эту операцию только один человек в мире. Выхода не было - полетел в Будапешт, где разыскал того самого венгра. Профессор предупредил меня, что восстановление после операции, а для меня она была пятой по счету, будет длительным и болезненным. И то, и другое я оценил, что называется, на собственной шкуре. Кроме того, возникли осложнения, из-за которых венгру пришлось сделать мне в ноябре операцию номер шесть.
Как бы то ни было, этот человек - последняя моя надежда, соломинка, за которую буду держаться до самого конца. Ему верю безгранично, может быть, потому, что нет иного выхода. Еще одну операцию я не выдержу, причем не столько с физической, сколько с психологической точки зрения. Теперь все зависит от крепости моего организма. Врач считает, что вероятность моего возвращения в большой футбол есть, хотя она и невелика.
ПОДДЕРЖКА - СЕМЬЯ И "СПАРТАК"
- Были моменты, когда вы испытывали отчаяние?
- Да, когда Пфайфер приехал в Москву и в конфиденциальной беседе порекомендовал мне заняться изучением тренерской профессии. Сколько, мол, ты ни бейся, на поле все равно вернуться не сможешь. И тогда словно что-то во мне оборвалось. А еще боюсь, когда ночью снится вода. Почему-то каждый раз после этого начинаются сильные боли в колене. Еще скажу, что на протяжении трех лет, просыпаясь, смотрю, отекла нога или нет. Если нет - а такое бывает редко, - значит, день начался успешно.
- Кто поддерживал вас в это непростое время?
- Прежде всего моя семья и "Спартак". Вечно буду благодарен людям, которые не оставили меня один на один с бедой. Именно "Спартак" оплачивал мне все операции в России и за границей. Это, поверьте, немалые деньги. Кроме того, в клубе мне платили зарплату на протяжении всех трех лет. Со стороны - чистой воды филантропия, мало ведь кто верит, что я когда-нибудь снова смогу принести реальную пользу команде. Сколько было случаев, когда травмированного игрока выкидывали из команды, чтобы избавиться от ненужного балласта? А в "Спартаке" два года назад мне предложили подписать новый контракт. Мой брат Максим выступает сейчас в турецком клубе и из-за специфики местных отношений не получает денег, а я, не играя три года, получаю. Парадокс? Мне, правда, стыдно приходить в нашу бухгалтерию и получать зарплату, которую, буду объективен, я не заработал. Поэтому, когда прихожу, прячу глаза, чтобы - не дай Бог! - не встретиться взглядом с кем-то из ребят. Но отказаться от зарплаты тоже не могу, потому что она - единственный на сегодняшний день источник моего существования. Плюс - психологическая поддержка. Когда становится совсем плохо, поднимаюсь на третий этаж базы в Тарасовке и захожу в номер к Олегу Ивановичу. Он понимает, какую боль я испытываю, потому что сам, как и я, живет и дышит футболом. Благодаря ему и другим работникам "Спартака" эта команда стала второй моей семьей.
МОГУ ИГРАТЬ В ПЕРВОЙ ЛИГЕ. НО НЕ В "СПАРТАКЕ"
- Часто думаю: может быть, заслужил все то, что со мной происходит? Копался в своем прошлом, но не находил объяснения. Обращался к знахаркам, гадалкам, астрологам, специалистам по нетрадиционной медицине - тщетно. Благодаря помощи Стаса Черчесова связывался с австрийскими врачами, ездил на осмотр в клинику киевского "Динамо". Не помогло. А может быть, правы буддисты, и причины наших бед - грехи прошлой жизни?
- Но вы по-прежнему верите, что будете играть в футбол на серьезном уровне?
- Верю. Если наступит момент, когда эта вера оставит меня, подойду к Романцеву и честно скажу ему об этом. В принципе уже сегодня могу выступать на уровне первого или второго дивизиона. У меня нет традиционной для многих спортсменов боязни травмы, наверное, уже успел привыкнуть к боли. Кроме того, нахожусь в хорошей физической форме. Каждый день плаваю в бассейне, занимаюсь на тренажерах и живу по установленному врачами режиму. Как результат - за три года без футбола у меня не было ни килограмма лишнего веса. Другой вопрос в том, что я не могу играть сейчас в главной, простите за патетику, команде моей жизни - "Спартаке". Там нельзя работать вполсилы. Иначе получится, что обману людей, которые делали мне только добро.
Понимаю, что "Спартак" - не благотворительная организация и что мои отношения с командой рано или поздно закончатся. Следовательно, надо готовить себя к новой жизни. Но это означает сдаться, признать, что судьба оказалась сильнее тебя. Однако, если останется хотя бы один шанс вернуться на поле, обязательно его использую.