– О чем подумал, когда на прошлой неделе прокурор заявил, что хочет лишить тебя свободы на два года?
– Не поверил сразу. Казалось, что все это происходит не со мной. Вроде и готовил себя к такому, но совершенно не ожидал, что прокурор это запросит. И я, и все родственники верили, что статью поменяют и свободы лишать не будут. Но получилось так, как получилось.

Адвокат говорила, что если бы выплатил все деньги, которые взял [у Ланько и Боровицкого], был шанс на то, что статью можно было изменить. Понятно, что все зависело бы от решения суда, но шанс был. Кроме того, адвокат попросила исполнить наказание с отсрочкой приговора, но говорила, что шансов на это очень мало. А точнее, их почти не было.

Если честно, никогда бы не подумал, что это вообще мошенничество. Но если следствие решило, что я был один в «Орше» [кто организовывал и участвовал в договорных матчах], значит, был один. Решили так. Пусть будет так. [На следствии] мое дело было рассказать о себе. Я рассказал. А говорить о ком-то другом у меня желания не было. Теперь эта тема закрыта.

– А почему не выплатил деньги?

– У меня просто не было (и нет) на руках такой суммы. Я мог бы гасить «долг» по частям, но адвокат сказала, что в этом смысла нет вообще – только полное погашение. Полное до копейки. Иначе судья ничего не изменит.

– Как ты провел дни перед последним заседанием?

– 11 июля у меня был день рождения. Отметил его с родными немного. Как в песне получилось: день рождения – грустный праздник. В общем, провел выходные в кругу семьи.

– Как родные справляются?

– Тяжелее всех переносит мама. Для нее это вообще катастрофа… Понятно, что и я каждый день об этом думаю. Чем меньше дней до приговора оставалось, тем меньше было сна.