Герой сезона. Роман Василюк: чужие свадьбы

Роман Василюк закончил сезон: а) топ-бомбардиром чемпионата страны; б) первым в номинации “гол + пас”; в) обладателем лучшего персонального рейтинга “ПБ”; г) капитаном серебряного “Гомеля”; д) лучшим футболистом октябрьско-ноябрьского отрезка. И все это наказали обсудить с ним непременно!

За дни сбора в командировку перезваниваться с ним пришлось не раз. И ответный рингтон Ромкиного мобильника врезался в мозг навязчивым рефреном: “Я самый смелый, самый быстрый, шустрый парень, всегда в ударе…” Перрон на Варшавской стороне брестского вокзала тесноват — не разминешься. “Самый смелый” рассекал его в духе исчерпывающей рэп-характеристики — беззаботной походкой здешнего старожила, а уж никак не отпускника, прибивающегося к родным пенатам лишь по случаю.

— Привет! Куда едем?
— Как куда? Ко мне домой.

— Это на Киевку? Ту самую, что Вася Сарычев воспел?
— Нет. Мы теперь не там живем. Хотя проезжать сейчас будем — покажу.

А пока справа от дороги вырастала насыпь стадионной трибуны.
— Это “Локомотив”. Здесь, можно сказать, все детство провел. А к дому нашему сейчас повернем. Вон, с желтыми стенами. Мама с сестрой там до сих пор живут. Отсюда и до СДЮШОР всего две остановки.

— Повезло, Рома, футболу с твоим местом жительства.
— Ну, мне повезло — это точно.

Роман Василюк интересует меня сразу в нескольких ипостасях. Интервью с ним появилось в планах еще летом, в разгар Ромкиного бомбардирского ренессанса. Разве не заманчиво сломать обет молчания человека, который после годов относительного забвения вернул симпатии и почитание к своей персоне чисто “на классе”, напрочь отвергая всякий пиар? А когда телефонная разведка дала-таки надежду Романа разговорить, в нагрузку от коллег скопилось целое задание-разнарядка. Ведь Василюк закончил сезон: а) топ-бомбардиром чемпионата страны; б) первым в номинации “гол + пас”; в) обладателем лучшего персонального рейтинга “ПБ”; г) капитаном серебряного “Гомеля”; д) лучшим футболистом октябрьско-ноябрьского отрезка. И все это наказали обсудить с ним непременно!
…Улица Крушинская, куда домчали мы минут через пять, Киевке — родная сестра. В архаичном приземистом окружении частного сектора четырехквартирная двухэтажка, которую Роман и Ольга еще от щедрот мозырской “Славии” отстроили на паях с соседями, смотрится как франт, ненароком заплутавший средь прилавков секонд-хенда. На крыльце, скрывая изумление, вежливо раскланиваюсь с Василием Кузнецовым — тот выходит из дома в компании жены и дочери. Встретить в Бресте российского вратаря “Гомеля” — конечно же, сюрприз.
— Вася с семьей заехал к нам погостить, — поясняет на лестнице учтивый хозяин. — Сегодня вот Брест посмотрят. А завтра утром все вместе отправимся в Минск. Там весь “Гомель” собирается. Женим Пашу Рыбака.
Завтра, на всякий случай, суббота — сборная играет в Тиране. И у нашего интервью намечается красивый зачин.

— Выходит, албанский матч ты даже по телевизору не увидишь.
— Выходит. Ничего страшного. Друзья запишут. Или в “Столичном футболе” моменты посмотрю.

— Наверное, как раз сейчас сборная перелетает чартером из Штутгарта в Тирану…
Роман держит паузу. С мозырских пор помнится, что он из числа собеседников, которым слушать вопросы куда интереснее, нежели на них отвечать. Да и ответы, как правило, состоят из трех неразрывных компонентов: этой самой паузы, многозначительного василюковского прищура и собственно слов, главных в триаде далеко не всегда. Мизансцену надо доигрывать.

— Вот в поезде как раз размышлял, о чем в связи с этим заговоришь ты.
— Об отдыхе. Я не переживаю. Ведь все, что от меня зависело, сделал. Дальше вопросы к тренеру.
“Мне смешно это слушать!” — сразу и не понять, что означает женская реплика за спиной — угрозу или просто попытку поддержать разговор. Осторожно парирую: “Оля, уж не потому ли, что тебе Рома на этот вопрос ответил иначе?” Зря тревожился — хозяйка дома настроена вполне дружелюбно: “Знаете, просто окружающих все это волнует гораздо больше, чем его самого. Нет так нет. Мы в жизни слишком много теряли, чтобы сейчас из-за какого-то…” С этого момента она становится важным подспорьем разговору, помогающим разогнать его на участках торможения. Впрочем, Ольга не забывает поставить непременное условие: ни одно из ее вступлений в печатную версию беседы не войдет. Скрепя сердце соглашаюсь — наш двухчасовой творческий союз с Ромкиной половиной такой ма-а-аленькой жертвы в принципе стоил…

— Ребята, дело ведь не в Штанге. Просто есть сборная и есть футболист Василюк. И ему в этой сборной, думаю, сыграть очень…
— …хочется. Но если нет места? Уже не знаю, чем доказывать.

— Может, ты дал Штанге повод в себе разочароваться? Чем-то не понравился.
— А чем? Как гол Израилю забил? Или приехал на сбор перед Люксембургом с больным коленом? Еле ходил. Доктор посмотрел и сказал: рисковать не будем. Штанге с ним согласился. Пожали руки, никаких конфликтов — и тишина с тех пор.

— А если взглянуть на проблему шире? Тебя ведь в сборной и Байдачный не жаловал. Да и Пунтус…
— Там характерами не сошлись.

— Это как?
— В Германии со “Штутгартом” играли. Ну, мне на глаза список с составом попал. Уже знал, что выйду на плановую замену. И так получилось, что все пошли разминаться. А я чуть задержался в раздевалке. Уже не помню, что мне Байдачный сказал. Короче, мы друг на друга обиделись.

— То есть ты тоже не смолчал?
— Ну естественно. Потом в Норвегии он меня в запас включил. И на этом точка.

— Необычный ты, Рома, футболист. Другого и не вспомнить, у кого с разными тренерами отношения складывались бы настолько по-разному.
— Это мнение на странных слухах основано. К примеру, с Пунтусом как дело было? Сыграл на турнире в Тунисе два раза по тайму. Там выезд через день после тура был — все выглядели неважно. Между матчами провели всего одну тренировку. Что на ней можно было рассмотреть? А ведь тренер потом говорил в интервью, что я лентяйничаю, недорабатываю.

— Та же тема — с другой стороны. С какими тренерами работалось спокойно и комфортно?
— С Разиным. Это он мне в жизнь дорогу открыл. В “Славии”, с Кузнецовым. И в “Гомеле”. При всех тренерах, которые там у нас были.

— В свой первый сезон в Бресте — при Геворкяне — ты вообще не забивал.
— Так я почти и не играл. Только два матча был в стартовом составе. Остальные — по паре минут на замены.

— А с приходом Разина что изменилось?
— Состав. Из стариков остались Сосницкий, Герасимук, Гриб, Ковальчук. Другие разбежались. Набрали молодежь, человек двенадцать.

— Как думаешь, почему при Александре Николаевиче у вас так быстро сложилась игра?
— Да как-то сама собой. Он повторял: играйте в удовольствие. И еще нас берег, на тренировках не перегружал.

— Свой первый гол за “Динамо” помнишь?
— Я помню все свои голы. Там Гриб прорвался по правому флангу и подачу в центр сделал. Первым касанием обработал, вторым ударил. Залетело. В Минске с “Атакой” играли. На “Орбите”.

— Ты ведь тогда сразу и второй забил — с паса Прокопюка. Ваши фамилии шутники тогда рифмовать любили. И где это Андрей сейчас затерялся?
— В Жлобине играет.

— Встречаетесь?
— В Бресте пересекаемся.

— А с Разиным-младшим связь поддерживаешь?
— Поддерживал, пока он снова в Россию не уехал.

— Что думаешь о его неустанных попытках закрепиться там в клубах средней руки?
— Если честно, понять Андрея не могу.

— А сиди он сейчас на моем месте, что посоветовал бы?
— Не люблю советовать. И не люблю, чтобы мне советы давали.

— Приглашение из Бреста в “Славию” самостоятельно принимал?
— Лежа.

— ???
— С аппендицитом. Тогда, в 99-м, ко мне из Мозыря уже после первого круга приезжали, уговаривали. Не согласился. Только после сезона дал добро. Хотя решение принял раньше. Андрею Сосницкому, наверное, поручили меня уломать. Вот он и воспользовался тем, что я после операции никуда от него скрыться не мог. Приезжал в больницу каждый день и агитировал.

— И главным аргументом были, конечно, деньги…
— Ясно, не без этого. Семью хотелось быстрее обеспечить. Мы с Олей только поженились, жили с родителями, уже ждали рождения Насти. Снять квартиру при тех деньгах, которые в Бресте платили, было нереально. Захотелось уехать, пожить самостоятельно. Ну и медальку какую-нибудь примерить. Почувствовал, что время пришло. А не уехал бы тогда, остался… Ну, вот был бы как Прокопюк, про которого вы спросили…

— В “Славии” прижился легко?
— Первое время было непросто — предсезонка. Не представлял, куда еду. Брестчане — Сосницкий и Данилюк — освоиться помогли. Еще Димка Денисюк, с которым пересекались в “молодежке”. С Кузнецовым работалось отлично.

— Как объяснить, что нигде и ни с кем тебе не игралось так хорошо, как с Валерой Стрипейкисом?
— А я ведь, по сути, ни с кем, кроме него, в связке и не играл. В других командах предпочитали вариант с одним нападающим.

— Вдвоем лучше?
— Да, удобнее, когда кто-то есть впереди. Можно отойти, из глубины помогать.

— В ваших сегодняшних гомельских взаимодействиях много нового в сравнении с мозырскими временами?
— Не замечал. Разве что нюансы.

— Ну, ты ведь никогда не делал так много голевых передач, как в этом году.
— А вот и нет. В Бресте в 99-м тоже четырнадцать было.

— Дай-ка со шпаргалкой сверюсь. Точно! Ведешь учет своих персональных показателей?
— Не специально. Просто так получается — все помню.

— Выходит, зря я Сергея Дашкевича напрягал. Он памятку составил, чтобы мы ничего не напутали. Давай-ка еще тест: сколько тебе осталось забить до двухсот голов?
— Ну, надо уточнить: в чемпионате или вообще?

— В зачет нашего Клуба бомбардиров — во всех официальных матчах.
— Пятнадцать.

— Из такого знания цифр должны вырастать четкие цели и планы.
— Так было только раз, когда в 2004-м дело к сотому мячу шло. Я как раз на сезон в Брест вернулся.

— Давай пока снова про Мозырь. Из-за чего у тебя там конфликт с Владо Петровичем разгорелся?
— В 2000-м его тренером можно было не назначать. Та команда и с пустой скамейкой сезон до золота довела бы. А в 2001-м “Славия” начала сыпаться. Проиграли четыре матча подряд, не забивали.

— Серб, помнится, тогда тебя тоже в лени упрекал.
— Проще все было. Навезли игроков из Югославии, и Петрович места для них в составе расчищал, искал неугодных. А команда стала практически неуправляемой. Тем более когда финал Кубка “Белшине” проиграли.

— Но на гребне страстей ты один оказался. Тем твоим прессболовским интервью — “Не хочу играть в этой команде и у этого тренера” — явно сжигались мосты. Я ведь тогда сомневался, стоит ли его давать, представляя последствия этих слов. Но ты настоял: так и напишите. Сознательно шел на обострение?
— В принципе да. Хотя никаких предложений у меня тогда не было. Решил: что будет — то будет.

— Резонанс был громким?
— Прочитали. Вызвали в клуб — давай опровержение. А когда отказался, отправили тренироваться в дубль. Только я туда не собирался. Как только дали документ, что выставлен на трансфер, сели с Олей в машину — и в Брест. А уже через два дня предложения появились. Из Самары звонили, Вячеслав Грозный из “Спартака”.

— Препятствий с контрактом хоть не чинили?
— Ну, как сказать. Я уже в “Крылья” чемодан собрал, как вдруг звонок из Мозыря: давай или в московское “Динамо”, или никуда. Потом минут через пять — нет, едешь в “Спартак”.

— То есть “Спартак” выбрал не ты, а “Славия”?
— Пожалуй. Но и мы в разведку съездили на пару дней. Повозили нас по Москве, показали базу, квартиру на Арбате.

— Теперь жалеешь, что тогда в “Спартаке” оказался?
— Жалею, что вместо подъемных на ту квартиру согласился. Там так хитро все обставили, что потом вынудили нас от нее отказаться. Бороться было бессмысленно.

— Каким показалась “народная команда” времен романцевского заката?
— В обед — на базу, там — тренировка, вечером — домой. И все.

— И никаких проявлений кризиса?
— В чемпионате играли неважно. Лигу чемпионов провалили. А почему, честно говоря, и сам не разобрался…

— А что ж легендарный спартаковский дух, чистота отношений?
— Мне сразу дали понять: парень, тебе здесь не рады.

— Прямым текстом?
— Больше намеками. Гостей столицы там не приветствуют.

— А ведь было предчувствие, что ты дашь там жару. Особенно когда вышел против “Ростсельмаша” с Байдачным во главе на замену — и сразу забил…
— Новичков в “Спартаке” основательно проверяют в дубле. А резерв в следующем матче проиграл 0:3 “Торпедо”-ЗИЛу. И все. Я перестал попадать даже в запас и, если честно, как-то сник. Раньше такого за собой не замечал.

— А что Романцев?
— С ним вообще не было никаких контактов. Потренировались — разъехались. Костяк команды составляли полтора десятка человек. С ними в упражнениях моделировали игру. А остальные были в массовке.

— А ведь и перед ними кто-то должен был двигать фишки на макете.
— Макет я первый раз увидел в этом году — у Юревича. А в других командах практиковались в лучшем случае просмотры матчей. В “Спартаке” за два года не припомню ни одного теоретического занятия тактикой.

— Так, может, оно и к лучшему, что ты в таком “Спартаке” недолго продержался…
— Могло быть и дольше, если бы не травма. Ведь предсезонка в 2002-м неплохо началась. Турнир в Турции выиграли, затем “Кубок Содружества”. Забивал. Но сломался. Ходить не мог, а меня на уколы посадили: тренируйся, играй. Спартаковский доктор Васильков уговаривал: давай, а то Олег Иванович не поймет — они в 80-х такие травмы бинтами затягивали и играли. Кололи-кололи. В дубле стал выходить. А нога-то болит. Плюнул, сам поехал и сделал томографию. Диагноз: раздроблен хрящ, порваны связки. Пришел с заключением к доктору. И такое было ощущение, что сразу врагом народа стал. Но все равно сказал: тренироваться не буду, кладите на операцию. Положили. В ЦИТО. Прооперировали. Как раз пауза была — чемпионат мира. Команда с семьями уехала отдыхать в Турцию. А нас не позвали. Что делать и как быть — никто не сказал. Помню, Васильков Мостового в ЦИТО привез. Меня в холле заметил — даже не поздоровался. Ну, выписался — что дальше? Поехали в Брест. Меня этим потом попрекали: кто позволил, почему не звонил? А когда приехал, на первой же тренировке вопрос: так ты хочешь у нас играть или нет? А я с поезда был, уставший, злой. Про здоровье даже не спросили. Ну и отрезал: не хочу! Ну, тогда, говорят, тебе в минское “Динамо”, в аренду.

— Был другой вариант поведения?
— Смолчать. Чтобы дальше унижали.

— В Минске тоже не заладилось?
— После двух тренировок как заболело… Только через месяц смог понемногу играть. Пока сезон не закончился, девять матчей провел, забил дважды — в первом и последнем. Аренда в “Динамо” еще на полгода была. Команду возглавил Гюров. На сборе в Италии опять голеностоп забарахлил, ахилл воспалился. Вылечить долго не могли. Я для Чижа только головной болью был. Ну, он и сказал: нам ты не нужен, возвращайся в “Спартак”. Позвонил в Москву. Там спрашивают: что, никаких вариантов? Тогда приезжай, но начнешь опять с дубля. До середины первого круга восстанавливался. Потом за дублеров играл до конца сезона. Был среди них самым старшим.

— В Брест тоже в аренду уехал?
— Оставаться в Москве смысла не было. Скала пришел. На один сбор с ним съездил, на второй уже не взяли. Пробовали в Саратов на просмотр отправить. Сказал, что на просмотр не поеду. А там и брестский вариант возник.

— По чьей инициативе?
— Друзей и болельщиков здешних. Позвонили, и я согласился. Серега Астапчик сходил к тогдашнему тренеру Нестеренко. Тот против не был. Ну, закрутилась работа. Уж как мы этого отъезда ждали!

— Дома отогрелся?
— Можно и так сказать. Контракт в “Спартаке” действовал до 2006-го. Закончилась аренда в Бресте — поехал на полгода в тель-авивский “Хапоэль”. Сергей Корнеев помог. Мы к тому времени уже без денег сидели. И вдруг эта страна — рай на земле. Играл там, правда, крайним полузащитником — нападающий у них вроде как был. А потом туда позвонил Кузнецов — уже из Гомеля. Давай к нам! Давайте. Оставалось только со “Спартаком” трансферные вопросы решить.

— Снова нарвался на смутные времена? Кузнецов, Горюнов, Папаев…
— Нормально все было. После спартаковской закалки смены гомельских тренеров на настроении особенно не отражались.

— С приходом Юревича прошлой зимой что-то изменилось?
— Прежде всего дисциплина. Игровая, бытовая. Не разгуляешься. Тренеры тоже на базе живут. И тактические занятия появились. Мне раньше рассказывали — не верил…

— …что это реально полезно? Многое ли из теории востребовано на поле? Хоть что-то откладывается в подкорке?
— Не отложится — проблемы будут.

— Так тепло, как Юревич, из тренеров о тебе прежде отзывался, наверное, только Разин.
— Ну, Анатолий Иваныч обо мне многое узнал. Мы часто беседуем.

— О футболе?
— О жизни. О команде. Он советуется со мной как с капитаном.

— А самый первый разговор о чем был?
— Не вспомню уже. Но мне очень захотелось этому человеку помочь, не подвести. Думаю, мы друг другу поверили.

— Юревич уверяет, что никто так не пашет на его тренировках, как ты.
— Да, пашу.

— Больше, чем раньше?
— Чуть больше. Потому что на нас “полары” вешают — приборы такие. Они про тебя потом все расскажут. Нас пугали, что у Юревича запредельные нагрузки. Оказалось, не так страшно. Втянуться было непросто. А потом все нормально пошло.

— Ты в “Гомеле” можешь других жизни поучить? На спартаковский манер.
— Жизни нас учит только Юревич. А конфликта поколений в команде точно нет. Помню, какая в Бресте десять лет назад была дедовщина. В “Гомеле” такого не встретишь.

— Поговаривали, летом ты собирался уезжать.
— Поговаривали. Но конкретных предложений не было. Да и мне самому никуда не хотелось. Чувствовал, что не надо. Болельщики гомельские здесь тоже роль сыграли.

— А потом, когда спад начался, разочарований не было?
— Конечно, были. Как иначе, если теряли премиальные?

— После нынешнего серебра на новый сезон другие аппетиты?
— Вот мы сейчас серебру вроде рады. А начинаешь игры вспоминать, все, что упущено, и получается, что могли и золото брать. Так всегда — цыплят по осени...

— 23 ноября тебе стукнет 29. Возраст, когда можно задуматься, сколько еще поиграть.
— Рано. В нашем чемпионате можно продержаться еще лет десять.

— В пору брестской юности ты поразил меня ответом на один банальный журналистский вопрос: что делаешь в свободное от футбола время? Ответ был потрясающим: ем и сплю. Признайся, это ты так ерничал, играл на образ?
— Наверное, просто правду говорил. Как в школе учили.

— А как сейчас на этот вопрос ответишь?
— Добавлю уборку квартиры, мытье посуды. В магазины люблю ходить. Хозяйственный.

— Интернет?
— Есть. У дочки. Но я к компьютеру, считай, не подхожу. Лучше отдых с друзьями и семьей. Мы даже и телевизор редко включаем. Только Лигу чемпионов смотрим по “НТВ-плюс”.

— Ведь у вас была возможность свалить из этого тихого Бреста. И не одна.
— Так мы и ездим. В Минск, Варшаву. Но только на день-два. А потом — сюда, и быстрее. Мне, если честно, в этом доме так хорошо, что и выходить-то не больно хочется.

— Твой самый счастливый день?
— Два. Свадьба и рождение Насти. 99-й год вообще удачным был — все шло как по маслу.

— А что это ты недавно, когда в Бресте забил, кулаками на радостях размахался? Как никогда.
— В этом сезоне, если честно, у меня здесь должок был. Важно было одному человеку простые истины доказать. Вот и радовался, что получилось…

На пороге с уснувшей малышкой на руках появился Вася Кузнецов. С лестницы, ведущей на второй этаж, все призывнее поглядывала на взрослых уставшая без общения Настя. В ногах у нас добродушно копошился ее кролик Буся — родительское поощрение дочери за успехи сразу на трех школьных фронтах: обычном, музыкальном и гимнастическом. Оля слушала Ромку, задумчиво подперев подбородок. Наверное, вспоминала, когда последний раз ее муж был так разговорчив…