ЛЕСХОЗ, "ГАЗПРОМ", КОТЛОВАН

— Вы перешли в "Лесхоз" в июле. Однако до конца октября провели в чемпионате только три матча. Причем все — домашние, и еще на предварительном этапе. Почему так?
— Потому что могу играть только на живом поле. На искусственном с моими проблемами с коленом — никак. К тому же на выезда не выбирался и по семейным обстоятельствам. Да еще и на работе пятидневка. Всю жизнь провел в футболе, а сейчас перестраиваюсь. Тяжеловато к этому привыкнуть. Семь месяцев уже работаю, и поначалу было действительно непросто. А ближе к концу лета предстоял важный матч с МНПЗ из Мозыря. И ребята попросили на этот матч обязательно прийти. Затем, в сентябре, сыграл против соперников из Речицы и Добруша.

А так, хочется помогать команде. Для нее созданы все условия. На базе "Гомеля" идеальное тренировочное поле. В составе есть интересные парни, с которыми играл еще в детстве. Все друг друга знают. На матчи приходят болельщики из лесхоза. У меня, кстати, и жена там работает. Я поэтому, может, и согласился помочь команде. Хочется, чтобы лесхоз был на слуху.

— Вам противопоказана игра на синтетике. Но "Лесхоз" же как раз и проводит матчи на стадионе СДЮШОР-7.
— Нет, мы играем на базе "Гомеля" в Новобелице. Там натуральный газон очень хороший. Я два года в "Славии" провел, так в Мозыре на "Юности" поле не такого качества, как у нас тренировочное. А игровое ничем не уступает покрытию в Городее. Стандартных размеров, с трибунами. Там сейчас и дублеры "Гомеля" играют.

— В Минске "Трактор", например, вообще не тренируется. А ваша команда?
— Ребята в связи с работой собираются вечером — не раньше шести часов. И занимаются по три раза в неделю. Мы же хотим добиться результата. А как это сделаешь без тренировок? Надо же хотя бы какие-то "стандарты" отработать, еще что-то. Понятно, что когда люди после работы — это тяжело. Но на предыгровую тренировку приходят почти все.

— У "Лесхоза" есть планы попасть в первую лигу?
— Это надо с руководителем общаться — с директором лесхоза Игорем Николаевичем Дегтяриком. А так, думаю, что выступать в первой лиге будет очень тяжело. Потому что большинство игроков команды — работники лесхоза. А для выхода в первую нужны и состав, и бюджет, и все остальное. А финансовые условия у лесхоза, все знают, сейчас не ахти. Особо нет поставок продукции за рубеж. Так что речи о выходе в первую лигу нет.

— В команде есть игроки, известные даже в масштабах страны — Максим Дашук, Иван Сулим, Денис Яхно. Кем они работают в лесхозе?
— Макс — сторожем. Денис — водителем. Ваня — техником в одном из отделов. А наш вратарь Кирилл Якута, например, слесарь. Андрей Антанюк — тоже сторож. Они с Антоном Терещенко в прошлом году были спортсменами-инструкторами. Но в связи с финансовым положением и всеми запретами им предложили перевестись на обычную работу.

— У супруги какая должность в лесхозе?
— Она начальник бюро охраны труда.

— Ну а вы сами?
— 1 марта устроился в филиал предприятия "Газпром трансгаз Беларусь". А именно, в Гомельское управление магистральных газопроводов. Первые полтора месяца трудился в лаборатории. Работа была связана с электрикой. И я понял, что сидеть на месте — это не мое. Поэтому перевелся в другую службу — линейно-эксплуатационную. Она связана с техническим обслуживанием трасс газопровода. То есть это подвижная и работящая деятельность.

— Что именно входит в ваши обязанности?
— Задачи всегда разные. Недавно, например, познакомился с болгаркой. До этого ей не владел. А сейчас объяснили, как с ней работать. Сказали, что нужно сделать стеллаж — я пошел с товарищем и сделал. Вырезали его составляющие и сложили. Это тоже интересно, когда ты всю жизнь лишь тренировался — и видел только мяч, поле и партнеров по команде. А новая работа увлекает. И, думаю, в быту тоже пригодится.

А так, да, это обслуживание, варка, замена трасс газопровода. Когда, допустим, срок службы трубы истек, нужна новая. Для этого там роется котлован, и меняется труба. Работаем в окрестностях города. Автобус забирает работников в Гомеле и везет по трассе М5 в Гомельский район рядом с агрогородком Урицкое. Не близко, но и не далеко. Нормально.

— Зарплата в сравнении с футболом выше?
— Ну что вы? Нет, конечно. Поначалу, конечно, тяжело. Сказали, что два первых года надо потерпеть. Потому что нужен стаж. И более-менее нормальные деньги хотя бы для Гомеля будут только после первого года работы. Затем вступит в силу коллективный договор. А это и страховка, и все остальное.

ХРУСТ, ЖУРАВЕЛЬ, РЕЦИДИВ

— Давайте теперь о засилье ваших серьезных травм. "Кресты" рвались трижды не на одной ноге?
— На одной. На правой.

— Первый из этих случаев произошел в составе "Гомеля", когда выбыли из строя с сентября 2015-го до мая 2016-го. Как там все было?
— В игре с "Минском" вышел на замену в середине первого тайм, но не доиграл даже до перерыва. Думаю, это дело случая. Тогда вернулся в расположение клуба из сборной. И, возможно, была какая-то накопленная усталость. А еще мы же тренировались всегда на живом поле, а здесь приехали на синтетику. Возможно, и это какую-то роль сыграло. Хотя мне тогда только двадцать было.

А момент был такой, что мяч уходил в аут. Я укрывал его корпусом от соперника. Может, он меня чуть-чуть и толкнул. Но никого в этом не виню. Нога сложилась — и все. Жесткая боль в колене, хруст. Колено отекло моментально. У меня был синдром выдвижного ящика. Это когда связка абсолютно не удерживает колено, и голень свободно двигается вперед и назад.

В Минске после матча сел в автобус клуба. А когда в Гомеле из него вышел, оказалось, колено еще сильнее распухло. Огромное, как арбуз! Сразу стало понятно, что все серьезно. Ступаешь на ногу, а отек не дает ее согнуть. Утром проснулся — кажется, еще хуже стало. Потому что как ты лед ни прикладывай, но если идет кровоизлияние в сустав, то ничем тут уже не поможешь. В общем, сделал на третий день МРТ. Оказалось, что у меня разрыв мениска, разрыв "крестов" и повреждение боковой связки колена. Да, полный набор. Ситуация не из приятных.

— Где делали операцию?
— В Минске. После нее ничего не болело. Был стимул вернуться в футбол. И время хоть и медленно тянулось, но я почувствовал силу, причем раньше обычных сроков. Все же говорят, что на восстановление после такого нужно полгода. А я уже на пятом месяце был готов летать. Потому что ходил на физподготовку в Минске к Татьяне Ловец.

В Гомеле тогда не было тренера-реабилитолога. Я посещал в родном городе и диспансер, и тренажерку. А Ловец в Минске показала, какие у меня проблемы. И объяснила, что делать с головой — то есть не бояться этого всего. Потому что такие травмы в спорте сплошь и рядом. Поработал с ней неделю. Она дала план тренировок. Рассказала, над чем работать. В первую очередь — над разгибанием и сгибанием. Ну и требовалось вернуть объем мышцам.

Вернулся в Гомель. Покойный Владимир Иванович Журавель, возглавлявший тогда команду, постоянно интересовался моим состоянием. Это золото-тренер, царствие ему небесное. Как человек и как тренер он просто топ! Всегда с тобой поговорит, найдет общий язык. И вот тогда он начал потихоньку подпускать меня к матчам.

— Однако вы провели после восстановления считанные игры — и выбыли из строя уже на два года: с июня 2016-го до июля 2018-го. Что случилось?
— Играли в Кубке в Молодечно. Выпрыгивал и приземлился на колено. Вроде бы нормально — ни щелчка, ни хруста, ничего такого. Но колено ушло под себя. В перерыве в раздевалке вижу, что оно начинает отекать и плохо сгибаться. Говорю Журавлю: "Владимир Иванович, замените меня, пожалуйста. Со мной что-то не то".

Наутро такого уж большого отека не было. Спустя неделю приступил к пробежкам. Просто бегу — все нормально. Веду мяч — колено в сторону уходит. Записался на прием к врачу, который делал мне операцию. Он сказал: "Реабилитируйся дальше. Прошло же только семь месяцев. Все нормально". А я понимаю, что колено "вылетает" — и это не нормально. Пошел к Андрею Ясюкевичу: "У тебя "кресты". Нужно опять ложиться на операцию".

— Рецидив…
— Ясюкевич посоветовал частную клинику в Киеве. Повторную операцию я делал уже там. Реабилитация протекала нормально. Мы с Саней Янченко, который тоже из Гомеля, а сейчас играет в "Локомотиве", как раз вместе приезжали в Киев к своему реабилитологу. Затем мне сказали тренироваться — совершать бег по прямой. И вот как-то бегу — и слышу хруст в колене. Понимаю, что опять произошло что-то ненормальное.

Оказалось, мениск. Мне его в Киеве сшили. Из-за этого реабилитация, понятно, затянулась. Потому что сказали этой ногой особо не ступать, ведь от мениска уже особо немного и осталось. Когда возобновил тренировки в "Гомеле", понимал, что после всего этого снова играть шансов нет. Работать с основой было нельзя. Меня хотели отдать в аренду в "Спутник". Но этого не хотел я сам, потому что команда играла на синтетике.

Так что где-то полтора месяца тренировался в Гомеле с дублем. Затем появилась возможность в летнее трансферное окно перейти в "Днепр". Потренировался в Могилеве, звоню в "Гомель": "Перехожу". А мне: "Возвращайся, будет тренироваться с основой". В общем, не отпустили меня в "Днепр". А у меня после этих "крестов" начались какие-то постоянные мышечные проблемы — надрывы, микротравмы и так далее. Плюс ко всему, и психологическая неуверенность появилась. Вот на два года вся эта история и затянулась.

"ГОРОДЕЯ", МАРТИНОВИЧ, МАЯКОВКА

— И на вторую часть сезона-2018 вас отдали в аренду "Белшине". Набирать кондиции?
— Да. Задачу мы тогда не выполнили — в высшую лигу не вернулись. Я, понятно, потерял в зарплате. Да и условия для тренировок в "Гомеле" и "Белшине" — это небо и земля. Тренировочное поле в Бобруйске не поливали, и ты по нему бежишь, как по бетону. Сразу почувствовал, что у меня начинает что-то ныть. Болеть и так далее. Но на это особо не обращал внимания. Потому что главным для меня было просто вернуться в футбол.

В конце того сезона тренировались в Гомеле на искусственном поле. И у меня опять проблемы — надрыв задней поверхности бедра. В следующем году команда вылетела из высшей лиги, и меня позвал в "Городею" Олег Радушко. Но клуб вскоре распался, поскольку не было финансирования. Новый директор завода особо не был посвящен в футбол. У него, наверное, были другие интересы, связанные именно с предприятием.

— Ощущали скорый крах клуба?
— Когда я пришел в "Городею", директором завода был еще Михаил Криштапович. О нем все отзывались сугубо положительно. Его слово было решающим при заключении контрактов с игроками. Мы провели в межсезонье первый из двух сборов в Турции, и тут — новость о задержании руководителей сахарных заводов в Городее и Слуцке.

Второй сбор в Турции тут же отменился. Затем на заводе поменялся директор, и у нас два месяца не было зарплаты. На собраниях он говорил, что все будет хорошо. Да, все долги нам потом выплатили. Но с сентября, после летнего трансферного окна, зарплаты уменьшились почти у всех игроков. Перед этим нас предупреждали: "Если не согласны, ищите себе другие команды". А я же вернулся в футбол, постоянно играл. И даже теряя в зарплате, набирался опыта и был только рад.

— Потеряли много?
— Процентов сорок. Все парни, которые остались в команде до конца сезона, понимали, что потом клуба уже не будет. А когда начались все те проблемы, я звонил в "Славию" Михаилу Мартиновичу. Меня подкупило то, что в Мозыре была интересная тренерская команда — не бей-беги. Но к нему тогда как раз из "Городеи" перешли летом два других центральные защитника — Кирилл Павлючек и Семен Шестиловский. Поэтому Мартинович пообещал связаться в межсезонье. А когда он позвонил, я согласился с удовольствием, даже не раздумывая. Потому что тогда других вариантов-то и не было. Да и личные условия контракта были, как в "Городее" до снижения. Плюс премиальные. Все было нормально до первого матча.

— Против "Ислочи" в Минске. Вас тогда заменили перед перерывом — и восстановились вы только к концу ноября.
— Мне после этого говорили: "На Маяковку лучше вообще не приезжай". Я просто бежал, начал разворачиваться, а шипы как будто в газоне застряли. Получилось, что нога так и осталась на месте, а колено провернулось. То есть травма вообще без контакта с соперником. И опять все по-новому: операция в Киеве, реабилитация. В смысле психологии перенес все нормально. А вот в физическом плане видно, что ты теряешь во многом.

В прошлом году началась предсезонная работа — у меня опять какие-то мышечные травмы: то голеностоп, то задняя поверхность бедра. Наверное, после такого перерыва они не были как следует готовы к работе. В любом случае, я уже тогда не понимал, что происходит с моим организмом. В начале сезона пробрасываю мяч мимо соперника — подворачивается голеностоп. Просто на ровном месте!

Мне уже и самому было как-то неудобно из-за всего этого. Вылечился, постоянно сижу в запасе. А здесь в мае Сема Шестиловский заболел, и я сыграл против Бреста. Выиграли 3:1, даже гол забил. Но чувствовал, что когда постоянно не играешь, то физически тяжело. Бывали и провальные матчи. Например, против "Минска" в октябре, когда проиграли на "Тракторе" 0:5, а я слишком многое позволял Хващинскому.

И я стал понимать, что у меня еще и психологическое состояние не ахти. Колено то отекает, то ноет — а все это отзывается болью в спине. Так что за два месяца до конца чемпионата настроился на то, что буду заканчивать с футболом. В первую лигу на эти поля идти не собирался. Нужно было что-то думать, перестраиваться, искать работу. Так я к этому и пришел.

Понятно, что после карьеры футболиста влом привыкать к обычной работе. Было же как: тренировка в одиннадцать утра, после нее тебя покормили на базе — и пошел заниматься своими делами. Даже двухразовые тренировки — это намного легче, чем настоящая работа. Потому что вставать в полседьмого утра и к шести вечера возвращаться домой совсем невесело. Это обыденность — как День сурка. В футболе по-другому: эмоции, интересные тренировки, каждый день что-то новое. В Мозыре мы вообще друг друга с полуслова понимали.

ПРОЗВИЩЕ, ЗВЕЗДЫ, СЧАСТЬЕ

— В "Славии" с вами играло много загадочных легионеров — Стоянович и Ратто, Али-Нассер и Нженго, Опамойе и другие. Самый странный из них?
— Ратто был прикольный. Как по мне, так на футболиста вообще не похож. Приехал к нам в красной норвежской куртке — мы думали, что это какой-то биатлонист. А так, мне не хотелось бы их обсуждать. Это было бы некорректно.

— Вас часто путали с другим нашим футболистом Дмитрием Игнатенко?
— Ни разу в жизни. Мы с ним в командах и не пересекались никогда. Когда я перешел в "Городею", его там уже не было. А он же — легенда этого клуба. Ну и меня пару раз спрашивали, не родственник ли я ему.

Меня больше докучали по другому поводу. У меня прозвище — Баллак. Потому что мама в детстве как-то подарила футболку "Баварии" с фамилией и 12-м номером знаменитого немца. Вот у меня все постоянно спрашивали, почему именно Баллак.

— Кстати, о немцах. Помните, как играли против Брандта и Гнабри?
— Ну а как такое можно забыть? Это впечатления, которые останутся на всю жизнь. В юниорской сборной играли против Германии. В "молодежке" — против Словакии со Шкриняром и Лоботкой. Но это отборочные матчи. А еще у нас были спарринги — в Испании против Мунира, Бельерина, Деулофеу. Они вообще как будто с другой планеты были. Им мяч как будто жвачкой к ноге прилепили. На нашей предыгровой тренировке две тысячи народу было!

Или в Англии проводили товарищеский матч — против Кейна, Стоунза, Лофтус-Чика. Мы тогда еще на стадион опоздали минут на сорок, потому что в пробке застряли. После этого провели быстренькую разминку. Нам все трибуны негодующе свистели, а я кайф получал.

— Знаете еще футболистов, у которых "кресты" рвались трижды?
— У Андрея Хачатуряна — несколько раз. Дзаньоло пару лет назад в "Роме" порвал их дважды за год. Но за границей с тамошней медициной и всем остальным — это совсем не то, что у нас. Там все более профессионально — и диетологи, и восстановление, и реабилитация, и так далее.

— Вам клубы оплачивали операции и лечение?
— Да, они мне помогали, за что спасибо. Финансово восполняли те мои затраты. Когда порвал "кресты" впервые, обращался туда, где их лечили игроки БАТЭ — в Рим, в клинику "Вилла Стюарт". Отправил туда МРТ, чтобы мне сообщили, каковы диагноз и цена операции. Ответили, что одна только операция — 13 тысяч евро. С восстановлением, наверное, тысяч двадцать.

Так что сделал ту операцию в Минске — понятно, бесплатно. На восстановление ушло около тысячи евро. А затем в Киеве на все — дважды по четыре тысячи. Благо клубы вернули мне пусть и не прямо всю сумму, но ее значительную часть.

— Задумывались, почему все это произошло именно с вами? За что вам такое "счастье"?
— Не пришел к какому-то окончательному мнению. Знаю, что я счастливый человек. Побывал там — в футболе. Рад, что у меня так получилось — тренировался, обрел много друзей. На самом деле, может, только пять процентов от всего нашего населения может прожить такую же часть жизни, как получилось у меня. Говорят, наша высшая лига — это ничто. Но туда еще тоже попасть нужно. Да и сыграть на таких полях, с такими футболистами, как Гнабри, Кейн, Мунир, Шкриняр, Стоунз — дорогого стоит.

Так что не считаю, что мне не повезло. Повезло, просто здоровье помешало продолжить карьеру на каком-то другом уровне. Так что я счастлив. У меня есть семья, родители, тесть с тещей, сын — все классно. Да и работа есть. Я много чего сделал, чтобы у меня все это было. А чему расстраиваться? Ну да, так случилось. Но жизнь ведь на этом не останавливается. А закончишь ты карьеру в 35 или в 28… Зато раньше перестроишься. Воспоминания, конечно, остаются — и приятные, и не очень. Но они уже позади.